Имя Бога (готичный детектив) - Страница 25

Я все-таки не удержался, и меня вывернуло наизнанку.

Ладно, ничего, никто же не видит.

Нужно побыстрее поворачиваться и скорее выбираться отсюда – я стал делать кадр за кадром, потом повесил камеру на плечо и осветил фонарем противоположную стену.

Там тоже была ниша, хоть и не такая глубокая. В ее стене торчали шесть копий – их острия смотрели прямо на меня. Я еще раз нажал кнопку спуска.

Вспышка осветила нишу, и стало видно, что в ее боковой стене есть дверь – металлическая китайская дверь-сэндвич. Двести баксов, с панорамным глазком – мамины соседи такую поставили. Я осторожно нажал на ручку. Закрыто на ключ.

Что ж, пора, нужно привести людей. Один я тут не разгребу, да и не мое это дело. И мобильный не ловит – видимо, слишком глубоко. Ну ничего – буду двигаться к лазу, потом к колодцу, а там попробую вылезти по корням старых деревьев – в детстве мы висли на таких по трое-четверо, так что они наверняка выдержат. По спине прошел холодок. Видимо, стена между нишами не сплошная, раз есть движение воздуха… Ощупывая ее, я светил себе фонариком – здесь обязательно должна быть трещина или что-то в этом роде, иначе откуда бы взялся сквозняк?

Я не успел обдумать это как следует, потому что мой череп внезапно раскололся. Последнее, что я увидел в мигающем свете отлетевшего в сторону фонаря, была гигантская тень в капюшоне.

Я снова был железным змеем, своим собственным двойником. Но потом появился волк с человечьими глазами, и я превратился в плоский, невыразительный, черно-белый портрет. Живыми на нем оставались только губы – они шевелились, хотели что-то сказать, но я уже не помнил языка, на котором они говорили, и только с неприязнью смотрел на свой портрет. А волк, отойдя в сторонку, тихонько выл, подпевая неземной музыке, наполнявшей мой кровавый мир. Хотя нет – сейчас все вокруг было серым, выцветшим и очень, очень холодным.

Я попытался сесть. Не могу сказать, что отлично видел, но либо глаза привыкли к темноте, либо удар стронул что-то у меня в голове: теперь я, похоже, мог существовать под землей. А может, откуда-то просачивался свет – лишь пара квантов, но все же больше, чем ничего.

Голова болела чудовищно, желудок выворачивало до судорог, во рту пересохло. Я страшно замерз. Куртки на мне не оказалось. Сумки, воды, фотоаппарата не было и следа. И карманы совершенно пустые.

И этот жуткий запах. Перевернувшись на живот, я понял, что лежу на земляном полу. И вдруг услышал чье-то дыхание, очень тихое и глубокое. Кто-то еще был здесь же, прямо рядом.

Я пополз на звук. Провел руками по лицу человека, по его телу, ощупал все вокруг… здоровенный парень. Спит как убитый. Что это на нем? Вроде бы шкура… и вокруг тоже шкуры – видно, он лежит на них. Не то что я.

Где-то вдалеке послышался уже знакомый голос волка. Сколько же времени прошло с тех пор как я свалился в колодец?

Больше всего на свете я хотел бы спрятаться, забыться, чтоб все это прекратилось, откатилось назад, не случалось. Но сейчас такие мысли только мешали.

Стараясь не стонать, я пополз вдоль стены, сантиметр за сантиметром обследуя ее и земляной пол в пределах досягаемости. Камень или земля, корни… больше ничего…у меня мелькнула какая-то смутная мысль. Остановившись, я стал медленно ощупывать стену, пытаясь подковырнуть ее там, где было помягче. Через некоторое время все мои пальцы были разодраны в кровь, а ногти – сломаны, зато в руках оказался увесистый булыжник. Я лег на спину и подсунул его под себя.

Труднее всего было не уснуть. Несмотря на боль, несмотря на то, что воздух и пол были невыносимо холодными, я отключался каждую минуту – может, из-за темноты и тишины. Укачивали и звуки, которые я слышал еще сквозь сон – причудливую мелодию, видимо, сплетали сквозняки, свистевшие в подземелье. Мысль о них держала меня на плаву: раз есть сквозняки, значит, выходов отсюда как минимум два. Прямо-таки по Мюнхгаузену, оживился мой внутренний оппонент.

Я усмехнулся, и это было очень больно и странно в моей ситуации. А все же лучше, чем кататься по полу и скулить, как тебе хочется, снова вмешался неугомонный голос. На этот раз я был с ним согласен.

Не знаю, сколько миллионов секунд прошло до тех пор, пока я услышал тихие, очень тихие шаги. Даже не услышал, а ощутил: подземелье гасило звуки, однако в тончайших оттенках передавало вибрацию. Я постарался дышать как тот, на полу: спокойно и размеренно, надеясь что бешено колотящееся сердце не выдаст меня – впрочем, то, что подбирается ко мне в темноте, не должно услышать стук моей крови или успеть хоть что-то понять. Мой единственный шанс – опередить его мысли. И я уже достаточно освоился в темноте, чтобы сделать это, хотя и разваливаюсь на куски.

Потерпи, уговаривал я сам не знаю кого, потерпи, сейчас…

Почувствовав на лице дыхание подкравшейся твари, я коротко замахнулся и расплющил булыжником ее нос. Я вложил в этот удар все, что когда-нибудь ненавидел, любил и проклинал, к чему стремился и чего жаждал, и чуть не захлебнулся собственным безумием и яростью.

Следующие полчаса я почти не запомнил. Наверное, просто нечего запоминать в темноте и тишине, когда не нужны ни зрение, ни слух, когда приходится полагаться только на то, что с невыносимо древних времен сидит где-то внутри тебя. Когда ты, как уродливая куколка цикады, которая вот-вот превратится в звонкое крылатое создание – или как металлический змей, которого сжигает жажда жизни и убийства, – рвешься на свободу, ориентируясь лишь на грохот крови в ушах, и ощущаешь тяжесть замкнутого пространства, и всем телом ловишь сквозняк, который означает – небо.